Доун не планировала связывать свою жизнь с «Хоуп Сион», особенно после того, как ее сместили с поста главы хирургического отделения. За четыре года она успела привыкнуть и к месту, и к коллективу (особенно к некоторым отдельно взятым его представителям), но это не отменяло того факта, что в профессиональном смысле нужно двигаться вперед, а не сидеть на одном месте в надежде, что судьба вновь окажется к ней благосклонна. Карьерный рост и профессиональное совершенствование оставались важны для женщины, а потому она искать более выгодные предложения. Приглашение в Атланту оказалось немного неожиданным и предстояло тщательно все взвесить, прежде чем давать окончательный ответ. Разумеется, были некоторые сомнения. Нет, не в собственных возможностях и способностях – Белл прекрасно знала, что она первоклассный кардиохирург и среди коллег ее имя на слуху. Возможно, именно сейчас пришло время выйти на новый уровень и заявить о себе если уж не в международном масштабе, то хотя бы заявить о себе, как о специалисте, в соседней стране. В США были свои особенности как в здравоохранений в целом, так и в организации врачебной деятельности в частности, в том числе и хирургической. Но и это ее не смущало.
А вот необходимость переезда… Нет, не пугала, но неприятно щемила сердце. У них с Заком наконец-то все наладилось, и даже можно было рассуждать о том, насколько все серьезно, а теперь им предстояло расстаться. Разрывать эти отношения Доун не планировала, но перспектива оказаться друг от друга на значительном расстоянии на продолжительный срок не могла не вызывать опасения. Пока ей предлагали контракт на полгода, но будет ли в этот период возможность летать в Торонто, она пока не знала. Женщина тщательно все взвесила и обдумала, и только приняв предварительное решение, затеяла разговор с Миллером. Ожидаемо, он оказался не слишком рад перспективе длительного расставания с возлюбленной. И все же за прошедшее время он успел достаточно узнать ее, чтобы понять – для нее важен подобный шаг и если она откажется ради него, это не принесет счастья ни ему, ни ей. В конце концов он заявил, что даже если она не сможет вырваться к нему в Торонто, то ему не останется ничего другого, как прилететь к ней в Атланту.

Переезду в США предшествовало несколько собеседований по скайпу и долгие разговоры с Рэндальфом Беллом – главой хирургии в «Честейн Мемориал», где ей и предстояло продолжить свою практику. Он сразу предупредил, что у них уже есть ведущий кардиохирург, так что не стоит надеяться на роль первой скрипки в оркестре, и все же их интересует ее опыт, что и подтолкнуло сделать ей предложение о сотрудничестве. Необходимость идти на роль обычного врача после того, как побывала в кресле заведующего хирургическим отделением, несколько била по самолюбию, но настаивать и качать права не имело смысла. Если она согласится на данный контракт, это будет в первую очередь новый опыт, что гораздо важнее статусов и привилегий.
Уже в Атланте женщину ожидала личная встреча с Рэндальфом и небольшая экскурсия по больнице. Ее ничуть не смущало, что они однофамильцы, хотя данный факт наверняка вызовет определенные слухи среди персонала. Это тоже не являлось проблемой для самой Доун – ее мало волновали перешептывания за спиной, — но могло отразиться на работе отдельно взятых людей. Однако рассуждать об этом, не узнав поближе новых коллег, она не считала нужным.
И вот настал первый рабочий день. Она успела познакомиться с медсестрами и вторым дежурившим сегодня кардиохирургом, осмотреть операционные и само хирургическое отделение и посмотреть график операций, куда уже внесли ее имя, когда ее вызвали вниз в приемное отделение.
— Доун Белл, ваш новый кардиохирург. Что здесь? – быстро представилась блондинка двум врачам, не тратя время на лишние разговоры, шустро натягивая перчатки и приступая к осмотру лежащего на койке мужчины.

[indent] Банши кричит, когда кто-то бросается в объятия неминуемой смерти... Собственный крик проклятьем становится, предзнаменованием того, что никак не исправить. Смерти плевать на твой статус, положение в обществе, количество цифр в банковском счете, даже на то, каким человеком ты был. Она не выбирает, а просто приходит, никого не щадя. Её приближение дуновением холода могильного сопровождается и стенанием сотен измученных душ, чьи голоса звучат в мыслях, наизнанку их выворачивая. Мэри предпочла бы не чувствовать, не слышать и не знать... Но, кто-то свыше распорядился иначе, решив, что выдержать сумеет, что в теле хрупком достаточно сил. Она кричала, осознав, чья жизнь оборвалась тогда, под покровом последней летней ночи. Звуковой волной выбило стекла в окнах просторной гостиной, устлав траву под ними сверкающими осколками. Отчаяние, смешавшись с болью, раскаленным оловом по венам растекается, выжигая внутри все живое. И когда крик, наконец, стих, сменяясь беззвучными рыданиями, Вудворт казалось, что голос она утратила навсегда. Вычеркнутое имя в списке лишь подтвердило то, что уже произошло...
[indent] В огромном доме, окруженном лесным массивом, повисла давящая тишина. Девочка, в порыве истерики, срывает с постели простыни, на которых вместе с ним засыпала и которые запах его впитали. Здесь абсолютно все ему принадлежало. И она в том числе. Можно сжечь весь особняк, оставляя только гору дымящегося пепла, но образ Доминика остается высечен кровоточащим шрамом на искалеченном сознании. Из собственной памяти невозможно вытеснить того, кого... Любила? Даже смешно, ведь Мэри не находила смелости признаться в этом хотя бы самой себе. Любовь - непозволительная роскошь для той, что неустанно стены вокруг себя возводила, боясь привязаться. И все же, это произошло, а теперь, в том месте, где трепетало сердце, зияет черная дыра. Может все именно так и должно быть?

[indent] Затхлый воздух пропитан едким запахом сигаретного дыма, алкоголя, какого-то дешевого одеколона и пота. Громкие возгласы, смех и свист перекрикивают музыку, образовывая своеобразный вакуум, отделяя Канкун от всего остального мира. Этот клуб - последнее место, где Мэри могла бы оказаться, но, как известно, у судьбы крайне паршивое чувству юмора. Она прячет глаза от проходящих мимо посетителей, вперив потускневшие от слез изумруды в стакан, наполненный янтарной жидкостью. А если накидаться до беспамятства, легче станет? Утренняя встреча с Марком подлила масла в огонь, и теперь языки черного пламени грозились охватить все вокруг, оставляя в напоминание отметины на изгибе тонкой шеи - по-другому он не умел доказывать свою правоту. Темноволосая старательно скрывала их под слоем тонального крема, но они все также выделялись на бледной коже, хоть и не столь ярко. Несостоявшийся жених должен был оставаться в прошлом, но что-то снова идет не так. Обратиться бы к брату, но нет никаких гарантий, что тот не пошлет её куда подальше, как только увидит вновь. Лисандр? Он не откажет, но его методы тоже далеки от нормальности. Проще одной, уже привычно. Девочка храбрая, справится, даже если речь шла о чудовище, что с особым упованием отравлял её жизнь, уверяя в том, что после него Ад ей покажется цветущими садами Эдема.
[indent] - Детка, выпьешь с нами? - Не сразу замечает, что за столиком появляются трое, едва ли старше нее самой. Отсутствующим взглядом девушка смотрит на темноволосого обладателя мерзкой улыбки, что куда больше напоминала оскал изголодавшейся гиены. Разве в этом притоне не хватает девиц, способных скрасить их сомнительную компанию? Или она так похожа на ту, что с радостью повешается на шею пьяному придурку, чье самомнение, раздутое до размеров галактики, ни капли не соответствует действительности? - Нет. - Ей совершенно не хочется тратить время на поиски более мягкого, тактичного отказа, дабы ни в коем разе не задеть чужое самолюбие. Остается лишь верить, что сорокаградусное пойло еще не до конца разъело серое вещество в их головах и дважды повторять одно и то же не доведется. - Да ладно, мы же видим, что тебе скучно. Нам тоже. Почему бы не развлечься всем месте? - обмениваются смешками, ближе подсаживаясь и отрезая все возможные пути отступления. Мэри, молча, поджимает губы, сглотнув образовавшийся в горле ком. Нужно просто немного потерпеть. Им, в конце концов, надоест, и уберутся испытывать фортуну в другом месте. Холодное стекло к губам подносит, делая несколько небольших глотков.  Напиток привкусом странным отдает, но мало ли из чего сделан, она же не ценитель алкоголя и внимания не обращает на не полностью растворившийся порошок на дне стакана. – Может, все-таки передумаешь? - голос у самого уха ломает остатки терпения. Девчонка с места вскакивает, но картинка перед глазами теряет очертания, а ноги попросту отказываются держать хозяйку и она рухнула в руки одному из парней. Разразившись диким гоготом, они поднимаются следом, подхватывая Вудворт под руки с обеих сторон. Её заталкивают в небольшое пространство уборной, и с грохотом захлопнувшаяся дверь отнимает последний шанс на спасение. Один на один с чертовым ублюдком, что спиной в шершавую стену вжимает, руками девичий стан исследуя. Нетерпеливо от джинсовой  куртки избавляет, швырнув ту куда-то в сторону, грубо срывает лямки, полностью обнажив плечи. - Тихо, не брыкайся. Тебе понравится, - одной рукой рот ей зажимает, небрежно размазывая по лицу соленые слезы, второй спешно свои брюки расстегивает и до колен спускает. В следующий миг она чувствует, как горячие потные ладони под подол тонкого платья забираются, двигаясь вверх по внешней стороне бедер и следом за собой ткань задирая. Живот неприятным спазмом сводит, и Мэри с огромным трудом сдерживает рвотный позыв: её тошнило от одной только мысли о том, что сейчас может произойти. - Нет! Пусти меня! Не трогай! - попытки вырваться скорее на детскую возню смахивают, нежели на реальное сопротивление. Действие неизвестного наркотика замедляет ход времени, секунды пытками обращая, но спасение, о котором уже и мечтать не смела, приходит само собой.
[indent] Волчонком загнанным в угол забивается, наблюдая за тем, как лицо её обидчика превращается в кровавое месиво, разукрашивая стену липким алым разводом. После такого его не то, что дружки, родные узнать не смогут и в зеркало точно еще долго смотреться не будет. Но, тот, кто её спас... Мэри готова списать происходящее на галлюцинацию, подпитываемую веществом, проникшим в её кровь с алкоголем. - Ничего... Не успел... Ничего не сделал... - голос дрожит, словно она вот-вот вновь разрыдается, и слова никак не хотят складываться в связное предложение. Суетливо поправляя её платье, мужчина задевает кожу, что вмиг покрылась мурашками. Нет, это не призрак, не фантом и не плод больного воображения. Он настоящий. Он здесь. Тянется рукой к его лицу, взглядом пристальным за движением пальцев следует, вдоль скулы, подбородка, ниже к шее. Смотрит так, будто видела впервые и заново изучает. Доминик... - Ты же умер... Я это чувствовала. - До последнего отказывалась верить в жесткую действительность и вот он, прямо перед ней. Очередная насмешка? - Я ненавижу тебя... Ненавижу. Ненавижу! - срывается, не в состоянии совладать с захлестнувшими её эмоциями. Миниатюрные ладони в кулаки сжимаются, осыпая грудь кубинца ворохом слабых ударов. Ей плевать, даже если сюда сейчас сбежится весь город. Если бы она только могла забраться пальцами прямо под кожу, ломая клетку из ребер и, добравшись до сердца, сжать его настолько сильно, насколько сумеет. Только бы он знал... Только бы почувствовал все то же самое, что чувствовала она на протяжении всех этих дней...

- Если так подумать, то и в нашем путешествии Итэр оставался до самого последнего момента буквально джентльменом, так что я не удивлена, что он показывает себя в этом мире так хорошо. Он всегда знал, в чем и кому стоит помочь, чтобы получить максимальный положительный результат, - на самом деле эти слова она произносила от чистого сердца, сколько времени они провели вместе и все это время ее близнец вел себя так, словно у него есть миссия. И миссия эта - защищать свою сестру. Это совершенно не удивительно для тех, кто был скован такими сильными родственными узами. Иногда блондинка задумывалась о том, как могло все повернуться, если бы она путешествовала не со своим братом, а с каким-то посторонним человеком? Например, с этим же Полуночным героем, который сейчас словно бы читал ее мысли и выдавал то, что Люмин хотелось бы слышать, если бы она действительно ничего не знала о собственном брате. И не была в курсе, что тот сейчас буквально носом землю роет в тщетной попытке выследить ее местоположение.

- Пожалуй, с такими словами довольно сложно спорить. Но тут наступает момент, когда нужно провести черту между простой эксплуатацией и тем, что многие называют "работать вместо себя". Если он действительно осознает, что взаимная эксплуатация может принести свои плоды, то почему бы ею не заняться? Он сможет найти информацию. которая приведет его к цели, при этом дополнительно помогая тем, кому помощь нужна. Я рада, что у него получилось не просто найти свое место в данном мире, но и сделать его приятным местом. Если он действительно стал героем для многих людей, то у него наверняка есть и последователи, и приятели - разве может быть что-то лучше подобного? - Было довольно легко понять, что Дилюк довольно аккуратно старается подбирать свои слова, не высказывает сразу все, что у него на сердце и в голове. И наблюдать за тем, что он делает было бы довольно приятно, если бы не малыш.
- Если все его приятели хотя бы в половину такие же сильные и хотя бы частично воспитаны также хорошо, как и ты, то моему брату чрезвычайно повезло оказаться здесь и найти себе подобных приятелей, - а в голове почти ни одной позитивной мысли насчет всех остальных. Итэр познакомиться с таким большим количеством странных личностей, но все равно до сих пор выступал на стороне архонтов и их миров, не понимая, что им двоим нужно двигаться дальше, найти друг друга и покинуть этот несчастный мир, чтобы пойти дальше, найти новое пристанище для уставшего разума. Люмин совершенно не сомневалась, что многочисленные акты помощи могли вымотать ее близнеца так, что он бы с каждым днем приходил на помощь другим все менее и менее охотно. Так все и есть, если подумать хорошенько. Нельзя для всех и всегда быть только положительным со всех сторон. В тебе все равно есть темная сторона, скрыть которую будет сложно.

- Дотторе? Судя по тому, как сейчас выглядело твое лицо, когда ты о нем говорил, у вас не самые лучшие отношения, да? - Люмин понимала, почему этот ученый может не нравится героям, но сама оценивала его возможности и способности довольно высоко. В Фатуи он вписывался отлично, тем более, если подумать о том, сколько различных взглядов на жизнь присутствовали в нем и его клонах. Аккуратно забирая чужую фляжку, девушка сделала несколько глотков и протянула ее обратно - выпивать все в одиночку она точно не планировала. Это было бы некрасиво.

- Мне приходилось держать оружие в руках, но последний раз, когда я это делала, я оказалась разлучена со своим близнецом. Теперь, думаю, довольно просто понять, почему я испытываю небольшое недовольство, которое направлено против любого оружия, да? - На какой-то момент, глядя на Дилюка, блондинка думала, что он раскроет ее полностью и тут же встанет против нее, а использовать силу Бездны так рано она точно не планировала. Но все, вроде как, обошлось, осталось только легкое подозрение в чужих глазах. Или оно относилось к другим подозрениям?
- Я не буду с тобой спорить, просто они выглядят так, словно бы не смогут причинить никому вреда, хотя я уже стала их жертвой, странно, что я так думаю, не так ли? Я бы хотела, чтобы вражды между разными созданиями не было как таковой. Это было бы самым большим бонусом, ну или подарком для меня в этой жизни, - выдыхает в ответ, устроившись чуть удобнее и принимаясь смотреть внимательнее за Дилюком. Он на каком-то инстинктивном уровне ощущал ложь от нее или просто Люмин хотела, чтобы это так было? Носить маску испуганной милой жертвы нравилось ей не так сильно, как показывать себя настоящую. И ей действительно нравилось то чувство самопожертвования, которое демонстрировали ее маленькие помощники.

- Гостиница? Мы точно сможем дойти до нее? И почему ты выбрал именно гостиницу? - Выдыхает в ответ и неторопливо поднимается на ноги, отряхивая с платья незаметную пыль, чтобы потом внимательным взглядом почти впиться в чужое лицо.
- Тот факт, что мы направляемся в гостиницу, не говорит о том, что со своей стороны ты решил оставить меня в одиночестве там? Я не отрицаю, что могу постоять за себя, но я бы предпочла не оставаться одна на некоторое время, - желание показаться перед этим героем во всей своей красе было настолько сильно, что Люмин предпочла даже спрятать руки за спиной, чтобы они не выдавали блондинку.
- Не откажешь мне в такой просьбе?

Забавный ребенок. Люмин позволяет себе спокойно наблюдать за действиями нового знакомого, который больше был похож на маленького звереныша. Так боялся, одновременно так жаждал. Он был голоден, - что было чертовски легко понять, - но явно больше этого хотел пить. Пожалуй, в этот момент девушка могла бы устроить ему урок на всю жизнь, что не во всем стоит доверять новым знакомым, но не хотела. Что-то похожее было в этом мальчишке на ее брата.

Итэр...

Мысль приходит непрошено, никуда не хочет пропадать и это раздражает. Не хочется сейчас думать о брате, с которым так давно никакой связи. С которым пришлось расстаться по злой прихоти неизвестной силы. Глупости, какие, не правда ли? Разве сила вообще может чего-то желать осознанно? Нет, только пустота и тишина, сила никогда не бывает осмысленной. Но все меняется, когда речь начинает идти о людях. Вот люди могут быть совершенно разными. Люди даже могут стать монстрами хуже тех, которые обитают в Бездне. Жестокими и глупыми, в поисках силы и власти. Не стала ли она сама монстром в таких условиях? Люмин усмехается собственным мыслям и переводит взгляд на мальчишку, жадно пихавшего в себя еду ложку за ложкой. Не стала.

- Когда нам пришлось расстаться, ему было в районе шестнадцати лет. Но наш возраст отличается от возраста таких как ты и другие обычные люди. Мы живем дольше, потому и рассчитывать нужно иначе, но в любом случае мы с ним оба довольно молоды по многим меркам. Хотя сейчас я потихоньку становлюсь все старше и старше, а он... - на мгновение девушка прикрывает глаза, прислушиваясь к своим ощущениям и после точно может сказать, что Итэра в этом мире нет.

- Если ты старший, то тебе точно нужно отсюда выбраться, ведь твои братья и сестры точно не смогут смириться с потерей своего брата. Старшего. Говорят, что старший ребенок рождается, чтобы стать защитником своих братьев и сестер, потому он всегда наделен большей силой и умениями. Тебе есть куда развиваться, но именно желание защитить своих близких может придать тебе сил двигаться вперед, - пока мальчишка озирается, - он видит эту пушистую кучу мертвых тел, - Люмин лишь лукаво улыбается, позволяя костру разгореться в полную силу. Небольшой поток ветра, который срывается с ее ладони, раздувает угли и языки пламени взметаются почти под потолок, вырисовывая на стенах пугающие тени, играющие в шутки с сознанием уставшего ребенка. Наверняка Аякс мог видеть что-то довольно интересное в этих странных тенях.
Или пугающее.

- Сильный и ловкий? Бездна может пережевать и выплюнуть кого угодно, но ты можешь считать, что точно поцелован своей удачей, потому что ты столкнулся со мной. Пожалуй, в качестве жеста доброй воли я помогу выбраться тебе отсюда. Быть может, дам несколько уроков, которые потом помогут тебе не только защитить себя или своих близких. В битвах есть свой красота, в битвах есть свой смысл. Ты должен понять его, должен принять это в себя, иначе ты просто не сможешь выживать в дальнейшем, - от блондинки не укрывается чужой зевок: удивительно вообще, что мальчишка не отключился в первый же момент, как попал в более менее надежное место, где можно было себя немного отпустить. И все же, как истинный воин, он был насторожен и не доверял до конца той девчонке, которая спасла ему жизнь. Люмин была рада, что встретила такого перспективного мальчишку, из которого можно было вылепить практически что угодно.

- Узнаешь. если тебе повезет, то когда-нибудь ты даже удостоишься чести увидеть все своими глазами, - Люмин внимательно наблюдает за мальчишкой и, когда он сворачивается почти клубком, поднимается, чтобы помочь ему полностью занять теплую лежанку. Прикрывает его собственным теплым плащом, - даже такую мелочь прихватила с собой на "прогулку" в такое опасное место, - а потом гасит костер и всматривается в темноту, которая царит за порогом небольшой комнатушки. В ее планах было покорить всю эту темноту, чтобы никто из монстров даже не думал сомневаться в том, что принцесса заняла свой трон по праву.
По праву сильнейшего.

Блондинка оставляет Аякса, не беспокоясь о том, что монстры решаться на него напасть: в том помещении для них пахло смертью и той, кто эту смерть принесла. Прогулки по Бездне иногда могут принести отличные открытия. И что-то новое, чья история только пишется сейчас.

Возвращается она только через двенадцать часов, позволяя Аяксу полноценно поспать и почти тут же роняет перед ним несколько различных единиц оружия, чтобы тот мог выбрать себе что-то по душе. Может быть его привлекут луки и острые стрелы, которыми можно давать отпор издалека и бороться с теми, кто тебя пугает? Или тяжелые мечи, которые помогают расчистить путь перед собой и насладиться ощущением ноющих от тяжести рук? Но Люмин ставила на лук. Быть может еще и одноручный меч, но это было бы тяжело для мальчишки.

- Поднимайся. У меня есть для тебя не только этот подарок в виде оружия, но и кое-что еще, - из-за пазухи девушка достает сочный фрукт, чей рыжий бок блестит так, словно его начистили воском.
- Не спрашивай, как в этом месте оказались фрукты. Ешь, тебе пригодятся силы на тренировке.

Зимний Солдат - коробка с секретом. Тайник, у которого нет ключа, нет кодового замка, нет даже щеколды, держащейся на проржавевших гвоздях. Но иногда крышка этой коробки приоткрывается в произвольный момент и оттуда выпадает что-нибудь интересное. Очередной клочок памяти, в котором Стив всегда отпечатан, как тавро калёным железом на боку лошади.
Парадоксальным образом, раз за разом, Баки вспоминает его. И это бесконечно, невыразимо бесит.
Баки хочется вырвать из Зимнего Солдата с корнем, уничтожить, сжечь, развеять пеплом по ветру. Или вырвать из Баки Зимнего Солдата. Только чтоб наверняка, чтоб остался только кто-то один. Чтоб в серо-голубых, отдающих сталью глазах - не сквозило опять это глупое, оленье узнавание. Чтоб не было задержек между приказом и реакцией. Чтоб не было вздрагивающих, как от страха, ресниц. И не было сжимающихся до скрежета бионических пальцев.
Чтоб никогда больше не было никаких чёртовых стрессовых реакций.
Роджерса бесит быть инструментом пытки. Даже враг должен умирать без мучений, а Зимний никак не заслуживает той мясорубки, в которую его раз за разом бросают. Он не выбирал всё это. У него никто не спросил, хочет ли он так быть.
...не стоило брать его с собой в этот раз на поезд...
Стиву иногда очень хочется - ему очень нужно - чтоб Зимний смотрел на него во время разговора. Но прямо на него смотрел всегда только Баки.
Даже у Брока во взгляде иногда проскальзывает хищный вызов. У Зимнего в глазах всегда холодная, вымораживающая темнота.
- Я понимаю твоё рвение, но мы не закончили.
Он смотрит Зимнему в лицо, видя его сейчас как-то в общем - со всей его отстранённостью, малейшими мимическими реакциями, случайной ещё влажной прядью, неряшливо падающей на глаза.
- Я брал в руки кейс и бросал его тебе, даже толком не проверив на какие-то встроенные приборы. Из-за моей поспешности и невнимательности мы потеряли один кейс и ты получил травму. Из-за меня ты свалился в реку. Ты делал ровно то, что я говорил тебе делать. Тебе не за что отвечать, солдат.
Интересно, они будут спорить?
Хотя бы по какому-то поводу? Из-за того, что Стив не пускает сейчас Зимнего перебрать и смазать оружие. Из-за того, что оценка ситуации Зимнего не совпала с оценкой Стива. Из-за того, что Зимний слишком прямо смотрел сейчас Стиву в глаза. Из-за того, что Стив не отводил взгляда, будто они здесь играли в гляделки...
- Ты стабилен? - Всё ещё не поднимая голоса, не допуская в интонации даже малейшего намёка на какие-то отрицательные эмоции, Роджерс откинул голову назад, нащупав затылком металлический столбик кровати. Совсем немного приоткрывая обнаженную шею над воротником форменной куртки.
- Ты со мной?
Между сомкнувшихся щитков брони хочется вбить лезвие ножа, раскачать, раскрыть, вытащить из-под панциря рычащее, сопротивляющееся, шипящее страхом и отвращением или возмущением и болью. Брызжущее обвинениями: "ты не пришел"; "ты бросил, бросил, бросил меня"; "ты меня не искал"; "я был тебе не нужен", "я не нужен тебе сейчас", "тебе не я нужен".
Больше всего Стиву не нравится, если из Зимнего начинает сквозить недоверием. Как будто он уже готовится к какой-нибудь экзекуции: к вырванным зубам и ногтям, сломанным пальцам, содранной с хребта коже. Это всегда первый признак начинающегося тления. Зимнему Солдату безразлично, что будут с ним делать. Ему должно быть безразлично. Но Роджерс всё равно каждый раз чувствует себя палачом.
- Ты будешь выполнять приказы, если это буду не я? - И Стив вбивает между щитков брони слова - они похуже любого клинка, если так подумать. Пытливо следит за зрачками, не скрытыми сейчас непроницаемыми стёклами маски.
Говорить можно что угодно, но тело не соврёт. И Зимний это знает.

fleurie & tommee profitt — midnight oil

[indent]сгребая пачку со стола, ногтем дерево задевая, полировку в отставку тем самым отправляя. хруст табака меж пальцев, плотно ютящегося в пепельной бумаге. росчерк привычного_инстинктивного движения по кремнию, и добытый огонь ласкает край сигареты. манит_дразнит, играет в привычные ласки пересохшего леса, со вспыхнувшей спичкой. откинувшись на стуле, гладковыбритый подбородок задумчиво потираешь. привычка свыше нам дана: любить, заботиться, защищать и убивать. идеального хищника аквамарином, по царапине на дубе. кажется кто-то из биб и боб, снова не внял твоим просьбам, не играть с ножами у батиного стола. флер раздражения на морщине залегает, с пометкой: отыскать виновного и призвать к ответственности. как только начнется пересменка упырьего патруля, разумеется. а до тех пор, у тебя полно времени на отыгрыш самоедской лайки, по системе станиславского.

[indent]смолы и никотин легкие обволакивают, растворяясь в вампирской регенерации, минуя нефтяные загрязнения легких. праздное занятие, глупая привычка, за которой можно уличить пару минут для себя. подумать, взвесить, отвлечься от происходящего вокруг и просто постоять. постоянный бег изматывает даже самого проворного и сильного хищника. ты вот уже более тысячи лет не мог найти покой и угол, в котором тебя не будут пинать метафорическим ботинком по ребрам. указывать что и кому ты должен, требовать, угрожать, ставить условия. последняя номинация целиком и полностью присуждалась волчице, разумеется. женщина ураган_ женщина победа. если бы каждый раз, после того как Маршалл разбивала твое сердце, ты покупал бы магнитик, то уже забыл бы какого цвета твой холодильник и как он выглядит. Хейли ножом по венам прохаживалась, не стесняясь вырисовывать вензеля. после того как она вернула себе человеческий облик, волчица четко обозначила рамки. забрала твою племянницу, своего блохастого мужа и переселилась на другую сторону улицы. аккурат под твои окна, дабы ты мог созерцать все их телячьи нежности вблизи. что это, как не новая веха в музее пыток имени Владислава Колосажателя.

[indent]собрать выводок костюмов от Бриони и переселиться подальше от рассадника шерсти, было твоей лучшей идеей. можно сказать, единственно верной. твое сердце нуждается в отдыхе, а разум в покое, которого судя по Наполеоновским планам Никлауса, ждать придется до прихода второго Ренессанса. все что оставалось, это сбежать и жить своей жизнью, не пересекая ее с семьей хотя бы на пятьдесят процентов. пока не грянет, хотя о чем это ты, уже грянуло. твое первое дитя, твой единственный сын, что оказался с заводским браком, четко обозначил свою позицию в городе. а два хвоста в виде Люсьена и Авроры, только еще больше добавляли миллилитров в вечернем стакане бурбона. очередная затяжка и добрый глоток из пузатого стакана, обласкали по голове невидимой рукой. а вот тишину и твое умиротворение, разбила об пол, так внезапно со стуком о железную рельсу, открывшаяся дверь. теперь ты уже не был уверен, что переоборудованный загородный склад, был идеальным местом для ведения твоих "сверхъестественных" дел.

[indent]— Эллен, ты как всегда пунктуальна. — приподняв сосуд с жидким золотом, ты поприветствовал вошедших. допив содержимое и оставив посуду на край, сделал еще одну затяжку. в то время как в просторное, наполненное свежим воздухом помещение, вошли шестеро вампиров, под предводительством прекрасной Эллен. ты встретил ее два года назад, она играла на пианино в местном джаз баре, собирала приличную публику и, кажется была всем довольна. к слову, оказалось что кровь она любит не меньше чем ноты Херби Хэнкока. на фоне любви к музыке вы и спелись. как эффектная брюнетка, корнями уходящая в адскую кухню, Эли была смышленой, безоговорочно дерзкой и что самое ценное, не давала спуску мужчинам. а как своего рода убежденный феминист, ты ловил кинки на сильных и независимых. сегодня и все предыдущие дни, бывшая жительница большого яблока, управлялась с группой из восьмерых мужиков и не ловила промахов, до сегодняшнего вечера.

[indent]оглядев нечто любопытное в руках Джесси и Кита, одна из твоих бровей, предательски чуть вздернулась вверх. — никак променяла Лиама и Шимуса на новую подружку. — это был даже не вопрос, а утверждение. вместо ответа, тебе аки подарок на рождество, к ногам, буквально кинули на вид безжизненное тело. оценив великолепие у мысков своих ботинок и тяжело вздохнув, ты вновь вопросительно глянул на Эл. — ребята наткнулись на нее в проулке. думали туристка, а оказалось что ведьма. но необычная. я такого еще не видела, да и парни тоже. — кто-то из кучки крякнул, подтверждая правдивость слов. — необычная говоришь... и что в ней такого особенного? — подперев пальцами подбородок, ты внимательно вглядывался в мимику вампирши. сколь сильно та лукавит и юлит. — она касанием словно магию из них вытягивала. впервые такое вижу. — встав с насиженного и теплого места, ты перешагнул через девицу и сунув по хозяйски левую руку в карман, начал расхаживать и жестикулировать правой. — то есть, ты хочешь сказать, что эти двое. . . ммм, скажем так, не самые интеллектуально обезображенные члены вампирского сообщества, вновь смели ослушаться твоего приказа. смею заметить, моего, прямого приказа, о запрете кормления на улицах. они захотели поживиться молодой студенточкой и схлопотали пару магических пасов, так? и вы решили притащить эту девицу сюда, потому-что, расправься с ней сами, вам не сносить головы? я все верно подметил, поправь если где-то ошибся. — шагнув к девчонке, наконец-то удостоил ее своего зрительного внимания. — она уже наказала их за эту ошибку. ты бы видел их, Элайджа. от ее прикосновения, их кожа стала становится серой, они будто умирали.

[indent]белые, практически пепельные волосы прикрывали светлое_мраморное личико. ресницы начали подрагивать, а глазные яблоки под веками нервно бегать. все это и не только, ярко сигнализировало о пробуждении новоиспеченной гостьи Нью Орлеана. а вместе с ней, просыпалось и некое любопытство. что же это за девица такая резвая, что смогла отправить в нокаут, двух полнокровных вампиров со стажем больше года. плюсом, ее сила вызывала некую интригу. о сифонах ты слышал из уст в уста. говорят что это не правильные ведьмы, от которых отказываются даже родные и близкие, не то что ковены. и ты первый в городе, кто узнал о появление данной диковины. — кажется вы слишком сильно ее приложили, у девушки теперь из-за вашей неуверенности в собственных силах, будет мигрень. — как только ее большие глаза блюдца распахнулись на всю широкую, ты протянул ей руку, дабы помочь подняться. но вместо того чтобы воспользоваться твоими услугами джентльмена, барышня предпочла подняться сама. — было бы предложено. — заложив руки за спину, ты прошел к столу, за повторным разливом высокоградусного. — меня зовут Элайджа. — звук расплескивающейся жидкость, тут же рассек комнату и отразился в каждом вампирском ухе.

[indent]— а ты, видимо отлично умеешь заводить друзей. — бурбон приятно обжег горло, заставив нежно цыкнуть, да на краткий миг оглядеть потолок над головой. — прости за грубость, некоторые вампиры не обучены этикету обращения с дамами. с другой стороны, ты как я вижу, способна постоять за себя, если того потребует случай. — допив и освободив руки от посуды, ты облизнул губы, визуально очерчивая аккуратное ушко, за которое ведьма только что заправила снежную прядь. — ну, раз уж все мы здесь успели познакомиться поближе в столь краткий срок, было бы чудесно узнать кто ты такая и что делаешь в Новом Орлеане? местные ковены не особо жалуют приезжих ведьм, так что на красную ковровую рассчитывать не приходится. значит, у тебя есть свои, определенные цели в этом городе.

Оранжевый закат ярко пылал над небосклоном, медленно опускаясь за горизонт планеты. Асока стояла посреди небольшой поляны, сплошь усыпанной высокими травами, и с интересом наблюдала за Эзрой. Они совсем недавно познакомились, но Тано было любопытно посмотреть на его тренировку, оценить потенциал этого мальчишки. И зрелище, которое представало перед её глазами, умиляло тогруту.

«Желание быстрого обретения знаний, безудержное стремление обрести как можно больше силы, кого-то он мне напоминает…» — женщина едва заметно хитро ухмыльнулась, глядя на то, как Бриджер резко орудует мечом, а затем решила подойти поближе.

— Сила и мощь, говоришь? Дайка посмотреть, — Асока спокойно протянула руку вперёд, попросив Эзру передать ей оружие.

Хитрый план, как преподать самонадеянному Бриджеру хороший урок, родился за секунду, и ловкие оранжевые пальчики спешно извлекли кристалл из рукоятки.

— Эй, что ты делаешь?! — в один момент послышалось недовольное восклицание Эзры.

— Учу тебя, — резко, дерзко и почти нагло отозвалась Тано, — Попробуй теперь отразить мои атаки и показать мне ту силу, о которой ты только что говорил…

Одним лёгким движением Асока взмахнула рукой, оправляя кристалл из меча Бриджера куда-то в неизвестном направлении, среди высоких изумрудных трав, а вторым — моментально вернула разобранный меч своему «зазнавшемуся» ученику.

Ещё через секунду её белые клинки, будто сами прыгнули в руки тогруте, и, не давая Эзре ни минуты на раздумья, женщина атаковала его.

— Эй, так не честно! Я не могу защититься без кристалла… Я не могу найти его…

Как и думала Асока, посыпались хаотичные оправдания по поводу «жёсткости» её обучения, но Тано изначально была к этому готова, пожалуй, даже она и ждала такой реакции.

— Бои с настоящими противниками никогда не бывают честными. Сконцентрируйся. Попробуй ощутить его через Силу… — быстро бросила короткий совет тогрута, при этом не переставая всё так же настойчиво нападать на Эзру.

Взмах мечом, ещё один, очередной приём… И вот её тактика удалась.

«Похоже, Эзра действительно учится так же быстро, как я предполагала», — только и успела про себя подумать женщина, прежде, чем новая её дерзкая атака легко была блокирована уже полностью собранным световым мечом Бриджера.

— Надеюсь, этот урок чему-то тебя научил, — загадочно ухмыляясь, Тано деактивировала свои белые световые клинки и чуть отошла от Эзры.

Ответ, который она получила от Бриджера, полностью её удовлетворил. Будь то, джедай, или серый джедай, не столь важно, никогда нельзя забывать о самоконтроле, никогда нельзя поддаваться пьянящему соблазну быстрого обретения мощи и гордыне, никогда нельзя терять гармонию и баланс с Силой. Асоке хотелось верить, что она, сейчас, в самом начале пути молодого джедая, смогла донести до него эту простую, но первую и крайне важную истину.

Желание непомерной Силы, гордыня, самопревозношение, излишние несбалансированные эмоции ведут на тёмную сторону. И хоть Асока уже давно не была джедаем в полной мере, она почему-то чувствовала, что должна была уберечь от подобных ошибок, уберечь друзей и близких, так, как когда-то она не смогла уберечь… Его…

Оранжевый закат ярко пылал над небосклоном, медленно опускаясь за горизонт планеты. Асока стояла посреди небольшой поляны, сплошь усыпанной высокими травами, и с интересом наблюдала за Эзрой. Они совсем недавно познакомились, но Тано было любопытно посмотреть на его тренировку, оценить потенциал этого мальчишки. И зрелище, которое представало перед её глазами, умиляло тогруту.

«Желание быстрого обретения знаний, безудержное стремление обрести как можно больше силы, кого-то он мне напоминает…» — женщина едва заметно хитро ухмыльнулась, глядя на то, как Бриджер резко орудует мечом, а затем решила подойти поближе.

— Сила и мощь, говоришь? Дайка посмотреть, — Асока спокойно протянула руку вперёд, попросив Эзру передать ей оружие.

Хитрый план, как преподать самонадеянному Бриджеру хороший урок, родился за секунду, и ловкие оранжевые пальчики спешно извлекли кристалл из рукоятки.

— Эй, что ты делаешь?! — в один момент послышалось недовольное восклицание Эзры.

— Учу тебя, — резко, дерзко и почти нагло отозвалась Тано, — Попробуй теперь отразить мои атаки и показать мне ту силу, о которой ты только что говорил…

Одним лёгким движением Асока взмахнула рукой, оправляя кристалл из меча Бриджера куда-то в неизвестном направлении, среди высоких изумрудных трав, а вторым — моментально вернула разобранный меч своему «зазнавшемуся» ученику.

Ещё через секунду её белые клинки, будто сами прыгнули в руки тогруте, и, не давая Эзре ни минуты на раздумья, женщина атаковала его.

— Эй, так не честно! Я не могу защититься без кристалла… Я не могу найти его…

Как и думала Асока, посыпались хаотичные оправдания по поводу «жёсткости» её обучения, но Тано изначально была к этому готова, пожалуй, даже она и ждала такой реакции.

— Бои с настоящими противниками никогда не бывают честными. Сконцентрируйся. Попробуй ощутить его через Силу… — быстро бросила короткий совет тогрута, при этом не переставая всё так же настойчиво нападать на Эзру.

Взмах мечом, ещё один, очередной приём… И вот её тактика удалась.

«Похоже, Эзра действительно учится так же быстро, как я предполагала», — только и успела про себя подумать женщина, прежде, чем новая её дерзкая атака легко была блокирована уже полностью собранным световым мечом Бриджера.

— Надеюсь, этот урок чему-то тебя научил, — загадочно ухмыляясь, Тано деактивировала свои белые световые клинки и чуть отошла от Эзры.

Ответ, который она получила от Бриджера, полностью её удовлетворил. Будь то, джедай, или серый джедай, не столь важно, никогда нельзя забывать о самоконтроле, никогда нельзя поддаваться пьянящему соблазну быстрого обретения мощи и гордыне, никогда нельзя терять гармонию и баланс с Силой. Асоке хотелось верить, что она, сейчас, в самом начале пути молодого джедая, смогла донести до него эту простую, но первую и крайне важную истину.

Желание непомерной Силы, гордыня, самопревозношение, излишние несбалансированные эмоции ведут на тёмную сторону. И хоть Асока уже давно не была джедаем в полной мере, она почему-то чувствовала, что должна была уберечь от подобных ошибок, уберечь друзей и близких, так, как когда-то она не смогла уберечь… Его…

только сменился на Терри, представлю, как будет от его лица.

Управление переживает потрясение и очевидно, та буря, что началась и принесла с собой столько разрушений, не скоро ещё забудется. Сначала глава судебной медицины оказывается серийным маньяком, подделывающим результаты вскрытий, по которым работал. Затем на судебный департамент Нью-Йорка обрушиваются сотни апелляций от осуждённых, по делам которых Рудник давал заключения. И как только всем показалось, что город, как и всегда, с этим справится, сможет отбить атаку всеобщего бешенства, новая проблема нарисовалась. Не в моих правах диктовать старшему детективу, как работать, что чувствовать и какие решения принимать, в конце концов, Роллинс дольше работает. И может быть, могла дать мне фору, в том особенно, как общаться с жертвами, как понимать всю их боль и завоёвывать доверие. С женщинами, особенно. После того, что с ними сделали мужчины.
Мне нравился стиль работы Аманды, я знал, что капитан Бенсон доверяет ей и наверное, это было самым важным, мы должны были доверять чутью командира. К тому же, всё происходящее по этому делу, так или иначе, контролировалось ею. Мы, её детективы, не должны были спорить, даже если плохо понимали, честно говоря, насколько разумны были происходящие действия. Роллинс говорила, что нашла общий язык с Йейтсем, что начал ей вдруг, по внезапно возникшей дружбе вываливать все подробности существования Карла Рудника, его старого студенческого приятеля. Каков вообще шанс был, что два серийных маньяка познакомятся на одном медицинском потоке?
Но мы с Манси привыкли работать с бандами, где действуют другие правила, а Фин весьма однозначно выражался на тему того, что если Бенсон одобряет те или иные действия, нам не стоит настаивать на лишних разъяснениях. И лучше послушать старших детективов, опыт в работе у которых гораздо больше, не говоря уж про этот отдел. Мне просто было взаимодействовать с наркодилерами и главарями банд, но все эти игры и танцы с маньяками, у которых особенный тип психики...Я привык действовать грубее до того, как присоединился к отделу по работе с жертвами. Старался понимать всё как есть, учился у Тутуолы, Роллинс и Бенсон, и не особенно лез в дела, не касающиеся наших расследований. Даже если обсуждали как-то с Грейс  в баре, что это действительно странно: и Йейтса, и Рудника перевести в общий блок, в свободное общение со всеми. Друг с другом тоже.
Впрочем, дело когда было закрыто, оно вообще, вроде как, перестало к нам относиться. Мы занялись другими десятками преступлений, происходящих в Нью-Йорке каждый день, некогда было думать о ком-то, подобному бывшему главе судмедэкспертизы. До тех пор, пока он не исчез Грин-Хейвен, на пару со своим старым другом, на котором числилось то ли девять, то ли одиннадцать жертв. Лично я присоединился к спецкорпусу после того уже, как тот же Йейтс был задержан и не слишком интересовался им, честно говоря. Знал конечно, что он чудовище, не заслуживающее ничего, кроме казни, но не делал из этого предмет своего интереса. Слишком много всего было в отделе, к которому присоединился, слишком много ребят, которых хотелось запихнуть куда-нибудь в Синг-Синг и забыть о них навсегда. Бенсон была права, ещё в нашу первую встречу, когда узнала, что я не был одним из тех, кого они искали и просто работал под прикрытием. Часто всё не так просто, как может казаться. Я имел вес, будучи Q, всего несколько человек во всём управлении знали моё имя, что означало только то, что работу свою я  хорошо делал. Без лишних нареканий. Но всё это, как ни странно, практически утратило смысл, начальник МакГрат когда решил, что я после окончания своего дела должен присоединиться к спецкорпусу, в качестве замены одному из ушедших детективов. Не то место оказалось, где стоило лгать всем участвующим лицам, а потому, от массы дурных привычек пришлось избавляться. Множеству новых правил пришлось учиться, почти начинать заново, когда речь шла про все эти игры с извращенцами и травмированными жертвами. Я сталкивался с ними раньше, видел происходящее и отходил в сторону, не мог потому что раскрыть  себя. Мне никогда до того не приходилось слышать все эти истории, сквозь собственную шкуру пропускать все их чувства. Это действительно оказалось тяжелее. Это действительно оказалось иначе. Я видел жестокость и я умел работать с жестокостью. Не с болью. Когда ты проставляешь акцент на чём-то другом, всё выглядит совершенно иначе.
Так что, в определённом смысле я был согласен, что мне стоило учиться у Бенсон, Роллинс и Тутуолы долго ещё, всему тому, что они научились за двадцать лет в этом отделе. И не всегда понимать, судя по всему, чем именно они руководствовались в своих действиях. Общение с такими, как Йейтс, позволение им поблажек, попытки сделать вид, что с ними можно общаться нормально и делиться чем-то личным...Для меня это всё ещё непонятно, на самом деле. Я понимаю правила банд, сам примкнул к ним, будучи подростком, всю эту грубую жестокость и насилие, жизнь на борьбу с которыми положил теперь. Но они - вовсе не тоже самое, что кто-то, с таким же извращённым мозгом, как и Карл Рудник. Изнасиловать и убить двух девушек и притворяясь ими съездить в парочку стран, чтобы засвидетельствовать их возвращение домой. А после - стать судмедэкспертом и пятнадцать лет вводить в заблуждение, не давать усомниться в себе никому, начиная от коллег рядом и до десятков профессиональных детективов, чьё чутьё обострено до максимума. Сотни подложных заключений, множество неопознанных трупов, расчленённые девушки, чьи тела полиция вылавливала из воды и вытаскивала на берег.
И всё это был человек, давший когда-то клятву врача. Говорил с собой и смеялся над всеми следователями, что ему верили. Столько преступлений, совершённых прямо у них под носом и даже мысли ни у кого не возникло. Может быть, не было оснований подозревать что-то подобное, но даже интуиция ни у кого не сработала. Это ли не странно, в свете всего?
Но в данный момент у нас проблема не в том, как все облажались разом, а в том, чтобы найти Рудника и Йейтса. Все силы Нью-Йорка на это брошены, но вряд ли есть что-то осмысленное в том, чтобы офицеры вглядывались в лица прохожих и просто надеялись на удачу. Два криминальных психопата, оба с высоким интеллектом, не пойманные годами, несмотря на всю вызывающую природу их преступлений. Не слишком простая задача. Если не найдём, от чего двигаться, то не поймём и в какую сторону, как правильно сказал сержант Тутуола.
А ещё, к нам на помощь прибыли копы из Чикаго, взявшие когда-то Йейтса, в качестве вспомогательной помощи, что сейчас не помешала бы очевидно. Сотни офицеров, выбравшиеся на улицу, не помогут в поимке таких, как Рудник и его старый друг. Нужны те, кто смогут разобраться.
Да и приказы капитана, как таковые, не обсуждаются. Как раз решили навестить психолога Йейтса и Рудника, у которого они проходили совместную групповую терапию, когда узнали, что та третьи сутки не выходит на работу, сославшись на сильное гриппозное состояние. Ничего такого, вроде бы, все люди умеют болеть. Вот только, подкосило её за  сутки до того, как случился побег, а потому, во всей сумятице и неразберихе, не разобрались сразу. Допросили каждого сотрудника Грин-Хейвен, что находились на тот момент в  здании, но сотрудники, что не пересекали порога тюрьмы в тот момент, остались не под подозрением. Кто-то должен был помочь сбежать этим двоим изнутри, а обстановка была такая, что не удивительным было упустить детали. К тому же, всех сотрудников проверять стали на поступления  денежных средств, насколько смогли получить ордера, причастность к этим двоим и всё прочее. Дорогая миссис Броунин была образцовым сотрудником и никаких связей не имела с этими двоими, не стояла в первом эшелоне подозреваемых. Кто-то очевидно должен был помочь изнутри, все понимали. Просто в Грин-Хейвен сотни сотрудников. А все буквально с ума сошли, когда два максимально опасных серийных убийцы сбежали.
Но Бенсон объединила копов из Чикаго и наш отдел, призывая действовать здраво, не поддаваясь общей истерике. Так и решили, что опроса в три строки, что провели офицеры полиции в день побега этих двоих, дома у Броунин недостаточно явно. Была дома, с красными глазами, платком у носа и настолько плохо выглядела, что девочке-офицеру стыдно было её трепать, судя по всему. Так и записала, что психолог этих двоих не знает ничего, находилась дома на момент опроса, дома у той никого не было и на том вроде бы всё.
Вот только, ни мы, ни коллеги из Иллинойса не посчитали, что это действительно звучит как-то правдоподобно. Кто ещё, как не профессиональный психолог, пол года работающий с двумя серийными убийцами на их совместных групповых занятиях, может что-то знать? И Манси, честно говоря, правильный поставила вопрос. Никто не выяснял, насколько близко контактировали Йейтс и Рудник на её занятиях, никто не спрашивал, докладывала ли она руководству, что два серийных убийцы, знакомые ранее, нашли общий контакт. Может быть, без раскрытия тайны групповых занятий, но если ситуация может стать опасной, руководство тюрьмы строгого режима должно было знать ситуацию. Этого не случилось, два маньяка сбежали, постоянно встречаясь на групповой терапии и это очевидно, стоило того, чтобы задать нужные вопросы.
Думал, что меня отправят с Бруно или Манси, предпочёл бы быть может, вторую. Её обаяние и женское понимание, на пару с моей прагматичностью. Могло сработать. Но сержант Войт из Чикаго сам вызвался поехать к психологу, явно раздражённый происходящим, а от спецкорпуса отправили меня. Понятия не имел, каков стиль работы того, с кем меня Бенсон отправила, но она ему доверяла и постоянно была с ним на связи, судя по всему. Так что, вопросов не задавал особенно. Ситуация без того была напряжённой и всё, что оставалось, так это это быть единой командой.
Стучусь громко в дверь миссис Броунин, несмотря на поздний вечер, демонстрируя серьёзность намерений. Те, кого можно будет развернуть на пороге, проявлять будут меньше настойчивости. Бросаю взгляд на сержанта рядом и друг друга понимаем без слов, в принципе. Окна горят, машина психолога у дома, только не слышно как-то, чтобы кто-нибудь спешил к двери. Сымитировать "никого дома нет" не получится.
Стучусь до тех пор, пока не начинается наконец шевеление за дверью и она не распахивается, наконец-то. Красные слезящиеся глаза, снова платок у носа, демонстративно громкое чихание. Не верится почему-то, хоть не имею ни одного повода для недоверия к ней.
- Миссис Броунин, полиция Нью-Йорка, специальный корпус. Демонстрирую значок, вижу прекрасно, как разглядывает коллегу из Чикаго и прежде, чем начнёт задавать вопросы, сам его представляю: - А это сержант Войт. Нам нужно войти. Есть вопросы. Намеренно не конкретизирую, откуда прибыл глава отдела расследований из  Иллинойса, здесь не их юрисдикция особенно. К тому же, странно реагирует наша психолог на то, как я его представляю, мне кажется. На уровне инстинктов или ощущений, словно где-то слышала уже его фамилию.
- Мэм, это не займёт много времени, к тому же, ваше руководство обещало полное содействие со стороны своих сотрудников, учитывая неординарность ситуации. Улыбаюсь широко и дружелюбно, не демонстрируя никакой угрозы. Не нравится мне почему-то эта женщина, хоть психологи, по моему мнению, те самые  люди, которым должны доверять. Она работает с теми, кто работает в Грин-Хэйвен. Для этого, мне кажется, какой-то особенный уровень должен быть, чтобы они могли с тобой работать на психотерапии. Впрочем, я не разбираюсь с этим досконально, нам с сержантом Войтом просто нужно допросить миссис Броунин и узнать, что ей известно.
Входим в симпатичный довольно дом, ничего подозрительного на первый взгляд. Улыбаюсь только миссис Броунин, демонстрируя абсолютную к ней лояльность. Сержант Войт тоже так поступает, мне кажется. Впрочем, не на нём концентрируюсь, а на том, чтобы разглядывать обстановку, вроде как, из банального любопытства. Хотя, не знаю, что искать, но осмотреться определённо нужно.
- Миссис Броунин, я... Вижу, как сержант Войт перехватывает инициативу и замолкаю, не стараясь влезать. Пусть задаёт вопросы, тоже прекрасно понимает, что делает, в разы дольше меня работает и старше по званию. А я понятия не имею, на чём сконцентрироваться, но не доверяю почему-то совершенно этой тётеньке. Не стал бы душу перед ней раскрывать, будь даже простым и банальным преступником. А будь я гениальный психопат,  манипулятор и серийный убийца?
- Боже, идиотская газировка. Сжимаю руки в кулаки мимолётно, демонстрирую легкую степень напряжённости. А сразу после - чувство легкого стыда, обращаясь к хозяйке дома. - Миссис  Броунин, очень неудобно, я понимаю, что это непрофессионально, но, не подскажете, где у вас тут....ну.... Вижу прекрасно, что внимание её всё равно почему-то на сержанте Войте сконцентрировано, по непонятной совершенно для меня причине, но это как раз отлично. Понятия не имею, что собираюсь искать, но дом очень много может сказать про его хозяина. И это даже хорошо, что коп из Чикаго занимает почему-то  весь интерес сейчас, хоть знакомы они могли бы быть вряд ли. Впрочем, не знаю. Не так давно присоединился к спецкорпусу, а капитан Бенсон говорит, что они с сержантом Войтом более, чем давние знакомые. А ей не доверять не вижу ни одного повода.
Не собираюсь в туалет и не отправился бы на допрос к важному свидетелю думая только о собственном мочевом пузыре, так что, просто получил хотя бы малейший повод осмотреться, сержант Войт пока проводит допрос. Может быть и не даст мне это ничего, и психолог двух серийных маньяков, что на её занятиях сидели вместе и проговаривали собственные проблемы, не знает ничего. И болеет уже  какой день, и не рвётся в департамент управления наказаниями, чтобы сообщить всё, что знает о том, чем Йейтс и Рудник делились. Потому что болеет.
Многие верят во врачебную тайну или психолога, я не знаю, но для меня это бред. Любой нормальный врач, душевный или физический, предпочтёт спасти людей, а не молчать. Тем более, речь когда идёт о пенитенциарной системе. Все находятся там потому что установлены как опасные. Не может быть, мне кажется, никакой тайны. Особенно, когда два серийных убийцы на свободе и держатся за ручки.
Прохожу мимо кухни в сторону туалета, на который указали и вижу сложенные друг на друга формы для запеканки, на столешнице. Ничего, вроде бы. Но кому, к чёрту, может понадобиться столько одинаковых форм для запеканок? Они же не одноразовые.

...За окном серость и дождь, картинка размыта, едва ли различима из-за текущей по стеклу воды. Где-то там мелькают проблески светофоров и уличных фонарей. Из приоткрытого окна тянет влажным свозняком и прелой листвой.
Однообразная картина последних дней. Сентябрь как-то уж больно шустро вошёл в роль стереотипной унылой осени.
Впрочем, не имеет значения, что там за окном, на улицей, если осень закралась в самую душу, растворилась в крови.
Разумеется, из-за внезапного ухода Кота Нуара переживали все: хоть обычные гражданские, хоть герои так называемые [горстка подростков, которым на плечи возложили/предложили ответственность иногда непомерную, но они привыкли, им нравится чувствовать себя полезными и нужными: ведь многие из нас боятся просто жить, без этого чувства нужности не видят смысла жить, даже если смертельно устают].
Но особенно тяжело его уход переживает Ледибаг. Маринетт. Которая злится, отчаивается, упрямится, делает вид, что всё в порядке, просит ни о чем не спрашивать, осекает всяческие разговоры об этом. Холодно смотрит в лица журналистам и в их камеры, вспышки которых слепят её, но она продолжает натянуто вежливо улыбаться. Хотя уголок её губ нервно дёргается, словно она готова в следующий миг укусить приставучих кошек, которые лежут не в свое дело сверх меры и надоедают глупыми вопросами. Если б она знала, она бы может и рассказала... а может и нет, зависит от обстоятельств.
Но... Маринетт явно выходит все больше из-под контроля. Она словно ни о чем больше не может и не особо хочет думать.
Зои понимает её усталость, огорчение, шок из-за его ухода, понимает её вспышки гнева. И просто старается ее осторожно успокаивать, усмирять. Мари... ну, она разная. Может быть заботливой мягкой сестрой или ласковой мамочкой для своих друзей, но порой она как самая строгая и жёсткая мать. Все коротко и по делу и лучше не спорить. По жопе получишь и в угол поставят. И не факт, что образно. И не факт, что только в костюме красном в чёрное пятнышко.
Зои может бесконечно восхищаться её боевым духом, вдохновлённостью, смелостью. Может бесконечно сопереживать и успокаивать, когда Дюпен-Чен начинает стремительно закипать... но какой с этого толк, если на самом деле её, Зои, "может" - на деле значит "не может ничем помочь нихуя"? С Альей, умеющий охлаждать пыл, Маринетт поссорилась, а Буржуа в отличие от своей сестры и матери,  слишком пассивная и мягкотелая. У нее нет сил и почему-то особого желания бороться с любимой девушкой. Зои просто не знает, что ей делать, что говорить. Ей кажется, Мари не слушает и не слышит. Мари не видит ее. Она лишь хочет, чтоб Кот Нуар вернулся, чтоб он снова был её лучшим партнёром в этой герой кой игре. Ей кажется, Маринетт раздражают её помощники, мешаются, под ногами путаются.
У Зои слишком мало сил. Было.
И их совсем не осталось, когда телефон запищал сообщением от Альи: "включи телевизор срочно!". А по телевизору она - Ледибагнуар или как еще назвать. Самоуверенно заявляет, что она сможет удержать в узде две такие огромные силы. Только она.
Зои протяжно шумно вздыхает, оглядывает тёмную комнату. Вечереет, и так весь день пасмурно, а она так и не включила свет.
Нет. Это всё иллюзия счастливой жизни и романтических отношений.
Маринетт/Ледибаг не нужен никто, кроме её Кота.
Это даже не обида или ревность. Это просто факт. Он исключительный. А Зои - нет. Впрочем, ничего нового, Зои привыкла к этому факту. Мама это знание вкладывала в их с Хлоей головы чуть ли не с утробы.
Зои недостойна быть рядом, она не Кот Нуар.
Она устало вздыхает, собирает вещи и уходит молча. Без криков, скандалов.
Без записок.

...Ее дневная дремота оказалась недолгой и пустой. Как ни странно, кошмаров из-за непростого разговора с сестрой не последовало. Зои была готова к разным поворотам. Не сказать, что сестру и мать она знала в идеале... но это... это сложно объяснить. Наверно, она просто верила в Хлою как в отдельную от Одри личность, просто нужно время, чтоб Хлоя реально отделилась, и Зои готова была ей это время дать и ждать, не бросаясь нелепыми обвинениями и обидами.
Просто сестре тоже нелегко, и это видно.
В ней боль, и не такая уж сильно затаенная, проблема в том, что люди, Хлою окружающие, эту боль видеть и замечать не хотят. Они привыкают наивно думать, что если кто-то в роскоши живет, то трудный характер - следствие одной лишь избалованности. Но все намного сложнее. И пусть мало кто поверит Зои, сочтут милой наивной малышкой, которая сестру просто пытается оправдать, Зои плевать, за кого ее будут держать саму. Она просто не позволит говорить про нее гадости. Она не маленькая и не глупая. Она Хлою не идеализирует, но верит в нее. Верит в ее многогранность, которую большинство не видит.
Но это их проблемы.
Поэтому пусть младшая Буржуа и вспылила немного - ну с кем не бывает, правда? - она не обижается на сестру и не боится ее. И кошмары ей не снятся из-за такой мелочи, какой бы Зои ни бывала нервной и мнительной.
Так или иначе, дремота сползла медленно и постепенно, расщеплеямая ярким солнечным светом, проходящим сквозь большое окно. Этот свет щекотал ее веснушчатое лицо и заставлял морщиться и жмуриться, словно ленивую кошку. Однако чаще часах пятнадцать:двадцать, еще, можно сказать, середина дня. Девушка потерла лицо и осмотрелась вокруг. Дверь закрыта? Зои поднялась с постели, подошла к двери и прикрыла ее, выглянула в коридор. Никого. Дверь не была закрыта на замок, значит, кто-то просто так позаботился о том, чтоб никто не разбудил девчонку. Она рассеянно улыбнулась, будучи почти уверена, что это папа или сестра, потому что матери такие жесты не присущи. Она б скорее разбудила, пришла бы с каким-то скандалом и новостями моды, критикой одежды младшей дочери, а потом ушла бы, оставив дверь раскрытой нараспашку. В крайнем случае, дверь мог прикрыть дворецкий Жан, который всегда дружелюбно и далеко как-то по-родственному относился к дочерям своих господ.
Зои снова прикрыла дверь, после чего отправилась в ванную, принять быстрый душ. Затем на скорую руку высушила волосы феном, собрала резинкой в хвост и переоделась, а затем, взяв рюкзак с небольшим количеством самых нужных вещей и закрыв комнату на ключ, вышла в коридор и позвонила папе, сказав, что хочет сходить погулять. Ей едва удалось отговорить посылать с ней сопровождение и от лимузина отказалась. Ей не хотелось поездок, ей хотелось размять ноги.
Довольно вскоре ей захотелось есть, что она поняла по журчанию желудка, которое прозвучало слишком громко. На нее даже оглянулась женщина средних лет, заставляя смущённо покраснеть и отвернуться. На счастье, через дорогу виделась витрина пекарни. Выглядела она весьма эстетично, так что Буржуа просияла, дождалась, пока светофор даст ей зелёный свет и направилась к вожделенному заведению, вошла, звякнув колокольчиком, и поглядела вокруг. И чуть не села на месте от густых сладких и не только ароматов, едва успев сглотнуть слюну. Похоже, она была ещё более голодная, чем ей казалось ранее. Что выбрать?
За кассой сидела приятная женщина среднего возраста, кажется, несколько азиатской внешности. Глаза ее смотрели доброжелательно, она лишь произнесла спокойно и не стала торопить. Да и Зои пока была единственной посетительницей, так что и спешить вроде как некуда.
- Здравствуйте, мадемуазель, - вежливо поздоровалась женщина.
- Здравствуйте, мадам, - несколько робко ответила девушка.
Тут колокольчик зазвенел снова, а дверь открылась, и в нее несколько неловко попыталась протиснуться девушка с небольшим ящиком яблок. Одно из них выпало на пол, прямо под ноги нововошедшей, заставляя ее покатиться и практически упасть, но Зои наконец соориентировалась и перестала тупо смотреть на происходящее, придержав девушку за запястье и локоть:
- Хэлооу! - от неожиданности она даже заговорила по-английски, потому что слишком давно не была в Париже. - Осторожнее! Ты не ушиблась? Извини, надо было мне открыть и подержать дверь, чтоб ты могла войти, но я сегодня не очень хорошо соображаю после перелёта, - снова французский, но всё еше не очень уверенный. Смущённо, даже немного виновато, Зои отвела взгляд.

Понятия не имею, как разговор этот начать лучше, вряд ли есть действительно подходящие слова, что ситуацию смогут сгладить в самом начале. Зато уверен, что разобраться с этим нам всё-таки придётся. И лучше сегодня именно, пока всё не обострилось само по себе, как бывает обычно, не стало известно откуда-нибудь не от нас, как случалось уже.
Я понимаю прекрасно, что и в первый раз, как только случилось всё, должны были с Эррерой тем поделиться, как с частью моего прошлого и лучшей подругой Майи, потому что так действительно было бы правильно. Но дни шли, мы с Бишоп отвлекались друг на друга и постоянно откладывали не самый простой разговор, в котором расписаться бы пришлось, чем занимаемся за спиной Энди. Даже если это она со мной порвала и вроде бы, я никакой моральной ответственности нести не должен был за всё то, чем занимался в свободное время. Как и Майя, вроде бы, обязана не была отчитываться за то, с кем кувыркается, когда есть такое желание.
Но мы правда усложнили всё в тот раз, ничего не сказав, заставив Энди всё узнать случайно, словно намеренно действовали за её спиной, а потому, в этот раз исключительно правильно всё сделать решили. Теперь особенно, когда всё за последние пол года не стало проще, между нами троими. И всей остальной частью, если говорить о капитанстве Майи, с того самого момента, как она приняла его. Бросила меня, только бы перед шефом обвинить в излишних чувствах, а значит - недопустимой слабости. Приняла место, обещанное её подруге с самого детства, даже если было в этом звучании нечто неправильное. Всю команду против себя настроила, демонстрируя не столько властность, сколько способность унизить скорее, в свете всех её действий.
Даже если едва - едва начала признавать собственные ошибки, спустя столько времени, оставшись наконец в одиночестве. Может быть не был в её глазах никогда лучшим парнем на планете, но и вспомнить не так уж многих можно было бы, кто действительно к ней относился серьёзно. Может быть Энди и была конкуренткой на пути к собственным целям, но всё же, лучшей подругой, как ни крути. А вся остальная часть была нашей семьёй, без исключения. Нельзя было поступать так грубо с каждым из нас.
И если то, что она говорит мне сейчас о чувстве собственной вины перед нами всеми - правда, то тогда это действительно хорошо. Потому что иначе, вне зависимости от чувств моих к ней, мы вряд ли смогли бы хоть что-нибудь исправить. Я понимаю, что к ней испытываю, с тех времён ещё, что она назвала "не отношениями" и несмотря на её поступок не переставал, понимая всю глупость собственного подхода.
Вот только, влечения моего недостаточно было для того, чтобы всё исправилось. И уж точно, не собирался стороны выбирать, кого собираюсь поддерживать в этом противостоянии, что в нашей части сложилось. Энди или Майя, Майя или все остальные, достаточно злые на неё для того, чтобы подзабыть немного, что когда-то они были друзьями. Вряд ли мог от Бишоп отвернуться, раз уж снова встречались и теперь уже с полным её признанием, что так оно и есть. Но и сказать, что Хьюз и Миллер неправы в реакциях своих на её тиранию, тоже вряд ли было бы честно.
Так что, когда она решила, что вместе нам быть всё-таки лучше, чем нет, условия мои озвучены были не только касаемо нас двоих, но и всего остального. Эррера была со мной рядом во все моменты жизни, вне зависимости от того, что в них происходило, с ней же я жил столько времени в последнее время, когда Майя по нам обоим прошлась в ботинках своих и даже не подумала извиниться. Мы несколько раз возвращались к прошлому, сразу договорившись, что для обоих это не будет ничего значить, много говорили о себе и нашей части, о прошлом и будущем, о чём мечтаем. И отношения наши, мне кажется, лучше стали в последнее время, чем когда официально встречались, пусть даже, скрывали всё это от нашей части. Тогда был секс и эмоции, теперь - доверие. Второй раз, на ту же тему, мне определённо предавать его не хотелось.
Что сделал бы обязательно, застань она нас снова где-нибудь в части. К тому же, что съехать от неё собираюсь тоже вряд ли будет сложно не заметить, даже если не сразу из собственной комнаты заберу все свои вещи. Я понимаю, Майя о чём беспокоится, если речь идёт о нас с Энди, вместе с нашим прошлым и недавним ещё настоящим, скрывать которое даже не стал, ревность - не то чувство, игнорировать которое легко, когда оно всё-таки возникло. И если она шаги определённые делает для того, чтобы всё у нас с ней по-настоящему было, то и мне идти ей навстречу придётся, как ни крути. Я не могу с бывшей жить, изредка к ней сбегая, как к любовнице, с которой собственного будущего не вижу. Мы правда в этот раз решили сделать всё нормально, ради друг друга.
Так что, разговор с Эррерой вряд ли откладывать нужно, оттягивая не самый простой момент. Она слишком зла на Майю пока для того, чтобы помнить про дружбу их, а я не хочу меж двух огней оказаться, не имея понятия, какой начать тушить первым.
И мне важно, чтобы обстановка в части нормализовалась наконец, из враждебной превращаясь в ту, которой была раньше. Мы - семья, вне зависимости от того, какие ошибки совершили и кем друг другу приходимся в частности. Стоило бы давно уже решить это. К тому же, мы втроём - руководители наших ребят, нельзя их заставлять разрываться и не понимать, кого слушаться, в конечном итоге. Может быть Бишоп капитан и приказы её не должны обсуждаться, но мы же все понимаем, как это работает.
Пять минут до прихода Майи, если будет пунктуальной и пора уже завести этот разговор, судя по всему, Эрреру предупредив, кто станет нашей гостьей сегодня. Заранее не стал специально, чтобы не успела из дома сбежать, под любым предлогом надуманным, только бы не вести диалог с той. Он у них не сказать, что в последнее время выстраивался хорошо. Любая фраза и конфликт разгорается в полную силу, вовлекая всех в эту бурю, в которой устоять на ногах вряд ли получится. Это всё действительно было пора уже прекратить. И если я - связующее их звено сейчас, то на меня теоретически и возложена эта ответственность.
- Я уже пиццу заказал. Много пиццы. И купил крепкий алкоголь, не парься на тему ужина. Рассматриваю Энди, что на кухне суетится, определяясь с тем, что готовить сегодня и в принципе, намеренно этой обязанности лишил её. Во-первых, не хотелось бы нагружать, пока нам троим есть, что выяснить. Во-вторых, хотелось бы вечеру придать хотя бы немного беззаботности. Ну и в-третьих, вряд ли нож в руках Эрреры - хорошая идея, пока я буду озвучивать, что съезжаю отсюда ради главного антагониста в её жизни сейчас.
Хотя, последнюю шутку вслух вряд ли озвучить придётся сегодня, в конечном итоге.
- Давай вечер проведём более-менее расслабленно, сегодня выходной, завтра тоже. И нам, помимо прочего, нужно серьёзно поговорить, ужин пока далеко не главная проблема. Подобные слова всегда как-то неловко вслух произносить. Хотя бы потому что ты знаешь, что простого диалога не выйдет. И тот, кто их слышит, скорее всего, тоже понимает это прекрасно.
Да и Андреа меня настолько хорошо знает, что вряд ли по оттенкам чувств догадаться не способна, когда действительно хочу сказать что-то важное. Мы ближе, чем это просто можно было бы определить как "бывшие, которые пару раз возвращались к прошлому". Секс можно обезличить, превратить в нечто несущественное, но доверие - нет. То, что сложилось между нами за последние годы, что находимся рядом. Я всегда был с ней рядом, в самые тяжёлые моменты, что приходилось переживать. А она - со мной. Трудно было игнорировать это в угоду другим своим чувствам, какими бы они не были.
- Слушай, у нас сегодня гостья будет, придёт через несколько минут и понимаю, что можешь разозлиться сейчас на то, что её пригласил, но так было нужно. Складываю руки на груди,  Энди разглядывая, до которой вряд ли не доходит сейчас, кто именно это будет. Про Вик так и сказал бы, что она к нам завернёт, как зачастую бывало, с того момента, как съехались. Про кого-то другого тоже и не темнил бы до последнего, просто чтобы Эррера не могла хоть как-нибудь изменить этот факт и сбежать из дома, в нежелании с Бишоп общаться. Ей не трудно это в части делать было, когда та пыталась разговор завести, но в пределах стен собственной квартиры её присутствие игнорировать труднее будет.
И я понимаю прекрасно все её чувства по отношению к Майе, по мне та тоже не меньше проехалась, если в целом. Я опытнее был лейтенантом, чем они с Эррерой вместе взятые, а она обвинила меня в слабости, прямо перед шефом. Я тоже думал, что мы - одна семья, а она бросила меня, даже не признав, что между нами вообще отношения были. И я тоже злился, на всё то, что она делала, в качестве капитана, даже если отмалчиваться предпочитал, в отличии от Хьюз, по привычке своих чувств не скрывающей.
Но никто из нас изменить не мог того, что она всё это сделала. Только отношение к этому и к ней самой. Если у  неё достаточно сил будет для того, чтобы попросить прощения за это всё. По крайней мере, как сделать она мне обещала.
Мои личные чувства к ней принципиального значения не имели, если бы всё остальное не изменилось. И если она в своих ко мне расписалась, то как минимум, доказать это была должна. Что стала другой и будет поступать иначе. Что мне можно ей доверять вновь. Скрывать всё то, что испытывал, было бессмысленно, в свете того, с какой лёгкостью она вновь смогла вернуть всё между нами. Я даже не смог нормального сопротивления этой идее оказать, даже понимая всю бредовость момента. Но начинать хоть что-нибудь, второй уже раз, всё равно на своих условиях собирался.
И мне нужно, чтобы Энди не злилась на нас обоих за то, что снова начали делать с Бишоп. Я был свободен, когда мы сошлись с Майей и был свободен, когда с Эррерой занялись ничем не обязывающим сексом, после того, как съехались. Сразу договорились, что это просто способ провести время приятно и не думать о проблемах, что нас окружают. И даже ревновать друг друга, как таковые, давно уже способны не были, мне кажется, в свете всего. Мне правда импонировала идея её вместе с Салли, раз уж чувства возникли, несмотря на все их проблемы. И Энди, мне кажется, никак не реагировала на то, что я несколько ночей не был дома, после нашей с ней посиделки в том баре, откуда ушёл чуть раньше неё, сказав о том, что с девушкой буду. Вряд ли два и два не сложила, между вечером тем и отсутствием моим в нашей квартире. Но я мог сказать ей  о том, что с "кем-то" и не сразу решился про то, что с Бишоп, пока всю ситуацию с ней не выяснили. Сразу определил той, что никакого больше тайного секса и упрощения до "без обязательств". И лишь только после этого решил с Эррерой поговорить, когда всё стало чуть более-менее определённо. Потому что Майя сейчас враг всей нашей части и Энди лично. Вряд ли это было таким уж простым моментом, не требующим серьёзного разговора.
К тому же, подставлял ту немного всё-таки в том, что всё же съеду в ближайшее время. Не мог сказать ей это за столом и при всех, во время обеда в нашей части.  "Эй, Энди, я понимаю, что ты чувствуешь себя преданной Майей и вы вроде враги, но мы вновь с той встречаемся, и я сваливаю. Передай пожалуйста перец." Всё, что мог Бишоп гарантировать, так это отсутствие любых чувственных моментов между мной и Эррерой. Но не свой побег у той за спиной, без всяких лишних объяснений. Потому что я, несмотря на все свои чувства к Майе, не выбирал её сторону в этом конфликте, всё ещё считая неправой. А просто хотел наконец всё сделать правильно и позволить ситуации в части устаканиться. Мы должны были вновь стать одной командой, так больше нельзя продолжать было.
И если то, что я уезжаю и  мои отношения с  Бишоп могут Андреа показаться проблемой, то это лучше сегодня решить было, не откладывая обсуждения до тех пор, пока они будут лишены уже всякого смысла. Обиды могут лишь хуже становиться со временем, оно в этом ни черта не помогает. Лучше их на корню зарубить.
- Я понимаю, что ты с ней даже разговаривать не хочешь, но поверь, так всё-таки надо. Нам обоим нужно с тобой пару вещей обсудить. Вижу прекрасно, как Эррера напрягается. Вряд ли не догадывается, что диалог об их конфликте вести всё-таки придётся. И то, сколько раз они сцеплялись друг с другом, прямо на глазах у всех, вряд ли хорошим показателем было того, насколько она готова уже идти на контакт. Я понимаю глубину её обиды и чувство предательства, сильно задевшее. Это было непросто. Но с этим всё равно же не жить было ещё как минимум десятилетие.
К тому же, Бишоп  обещала мне, что не будет отстаивать собственную правду больше и это "шеф выбрал меня". И к чёрту гордость, как ни крути. Её поступки привели к ситуации, что на станции царила сейчас. И вряд  ли хоть кто-нибудь не понимал, что продолжать так нельзя. Роберт вовсе слепым не был, в качестве нашего шефа. И если капитан не может подчинённых собрать воедино, а лейтенанты - его же враги, то это очень плохой знак для части. А ещё - проблема, которую ему придётся решать, так или иначе. Чего бы нам всем троим, как мне кажется, не особо хотелось. Решения руководства зачастую радикальны и к одному сводятся - прислать кого-то чужого, кому плевать будет на что-то личное.
- Так что, пицца, алкоголь и решим сегодня все существующие проблемы. Мне есть, что сказать тебе, но сделаю это уже в присутствии Майи, будет честно, если она при этом будет присутствовать. И ей есть, что сказать тебе, а я просто прошу хотя бы выслушать её для начала. Плечами только пожимаю, сокращая расстояние между собой и Энди, зная прекрасно, насколько может сейчас на меня злиться. Потому что не спросил её, нужен ли ей этот вечер. Даже если точно знал, что да. У нас с Эррерой тоже немало сложностей было в своё время, как ни крути. Но их можно в прошлом оставлять, ради чего-то действительно важного, было бы только желание. А они не могут просто перестать быть лучшими подругами, спустя пять лет, из-за того, что в какой-то момент всё пошло не так.
- Только не злись, ладно? Все мы обсуждать ничего не любили, проглатывая собственную злость и делая вид, что всё абсолютно нормально. До того момента ровно, когда она не проявлялась в самый неподходящий момент и всё становилось действительно хуже. Гораздо хуже того, что могло бы быть, если бы мы только научились говорить друг с другом и приносить извинения. Это не так сложно делать, судя по всему, раз уж даже у непримиримой Бишоп со мной получилось. С Энди ей должно быть даже проще. Мне с Эррерой из-за того, что её оставляю, хоть сам предложил вместе жить - тоже. Мы поддержали друг друга в сложный период, но оба не могли застрять только в этом.
Приобнимаю чуть Энди, чувствуя прекрасно её напряжение, давая понять, что всё хорошо, если в целом. Между мной и ней нет проблем, как таковых, мы их не создали. Только обстоятельства вокруг. И я не для того, чтобы вечер ей испортить, пригласил сюда Бишоп, никогда не страдал припадками вредности.
Просто знал, что прав, стараясь подать информацию о нас с Майей ей правильно, а не так, словно это не значило ничего для меня. Просто сложные вечера тоже нужны порой для того, чтобы последующие дни стали лучше.

Момент взрыва Зимний отмечает спокойной оценкой ситуации, словно и не ему в лицо распускается огненный цветок взрывной волны и пламени. Определить мощность, разброс осколков, вероятность повреждений и их тяжесть. Закрыться металлической рукой и откинуться назад — вылететь из поезда менее травмоопасно, чем встретить взрыв в упор. Враги уничтожены, второй кейс у напарника, который находится дальше, а значит, в безопасности.  Хорошо бы, если бы у него был щит для защиты. Мгновенная мысль-картинка из пустоты сознания всплывает в тот момент, когда спина Солдата врезается в окно вагона и выворачивает его, вместе с рамой и стенками. Перебросить Стиву щит, который, зачем-то, в его руках. Стук колес, выстрелы, снег за окном, взрыв.
Никакого щита нет. В живой руке только скорпион.
Металлические пальцы оскальзываются, пытаясь ухватиться за вывороченные обломок вагона. Которого, тоже, нет. Картинка рассыпается фрагментами.
"Стив, я не хочу умирать".
Чьи это слова? Голос кажется знакомым, ситуация, словно повторяется полностью. Солдат, не иначе, как оглушенный взрывной волной, теряет драгоценные секунды на эти обрывки воспоминаний, не успевая извернуться в воздухе и сгруппироваться. Спина врезается в толстую корку льда, удар выбивает дыхание и, ненадолго, отключает сознание. Ледяная черная вода смыкает челюсти на добыче, спеша уволочь на дно. Вместе с телом, на дно погружается и сознание, утопая во вспышках чужой памяти.
Первая вспыхнувшая в его голове мысль, на грани бессознательности, утверждает, что все абсолютно неправильно, под спиной должны быть острые камни и лёд, должны быть боль, кровь, переломанные кости и ребра, вонзившиеся в лёгкие так, что кровавая пена пузырится на губах и воздух со свистит где-то в грудине при попытке застонать, должны быть высокое ущелье над головой и свинцовое небо. А вовсе, не темная толща воды.
Необходимость исправить неправильную картинку смешивается с активацией в сознании программы самозащиты. Зимний берет контроль над телом почти бессознательно, выбрасывает себя вверх, к полынье в несколько сильных гребков. Выбраться, правда, не выходит. Толстый лёд, по краю пролома, крошится под тяжестью его тела, рассыпается по тонким трещинам, разбежавшимся вокруг полыньи сложным узором. Холод не пугает, сил удержаться на поверхности, тоже, пока достаточно. Солдат перестает сражаться с ледяными осколками, экономя силы. Капитан придет за ним.
Но Стив так и не пришел.
Чуждая мысль всплывает из темноты сознания, изрядно сбивая фокус. Зимний встряхивает головой, картинки, снова, вспыхивают и гаснут, растекаются болью в затылке. Боль, вообще, берется ниоткуда, пульсирует в переломанном теле, вгрызается в левую руку. Он вздрагивает и внимательно смотрит на серебристый металл сочленений. Механизм болеть не должен. Он никогда не болел.
Шаги отвлекают Барнса от странного состояния, он, на автомате, фиксирует приближение объекта, убеждается в том, что это не враг и разжимает живые пальцы на рукояти ножа, закреплённого на поясе. Соображает он, все ещё, туго. Сознание плывет и двоится, так что, кажется, Капитану приходится волочь его из полыньи за снаряжение, хотя, можно было просто подать руку. Солдат не подаёт, продолжая плавать в глубинах памяти.
Лишь оказавшись на крепком льду, он, кажется, кивает на вопрос, до конца его не осознав.
— Ты пришел. — Маска мешает, давит, сужая кругозор. К чему она, вообще? Откуда? Зимний сдирает ее, вдыхает полной грудью и поднимает на Стива взгляд. Черное с красным. Сколько же он тут провалялся, если кэп успел даже переодеться?
— В синем лучше. — Невпопад выдает он и замирает. Сознание Зимнего солдата колеблется, отмечает неправильность слов, действий, ситуации. Он сгребает со льда маску и поспешно встаёт. Быстрый взгляд на Капитана отмечает отсутствие ран и травм, наличие кейса в руке. Целого. Миссия выполнена, хоть и с огрехами. Он сам плохо справился со своей частью задачи и не сохранил объект.
— Состояние в пределах нормы. Необходимости в транспортировке нет, капитан. — Выдает Солдат уже привычным безразличным тоном, натягивая маску обратно. Без нее неправильно.